«Онкоцентру ранняя диагностика невыгодна»

Почему Свердловскую область сжирает рак.

Выявлять онкологию на первой-второй стадиях в поликлиниках некому и не на чем.

Как нет ни одной семьи, которой не коснулась бы Великая Отечественная война, так, кажется, больше нет и ни одной семьи, которой не коснулась бы онкология.

Количество заболеваний год от года растет, количество смертей от новообразований — тоже. Мы поговорили с врачом, пациентами и экспертами и попытались разобраться, почему, несмотря на большие деньги, выделяемые (особенно в последние годы) на лечение и диагностику рака, онкологии становится больше.

У мужчин лидирует рак легких, у женщин — рак груди
Согласно данным Свердловскстата, в 2018 году новообразования стали причиной смерти 17,3% свердловчан. В 2009 году этот показатель составлял 15,2%. Он рос от года к году на десятые доли процента, в 2015-м снизился с 16,2% до 15,5%, но уже в 2016-м снова пошел рост, а к 2017-му скакнул на 1,1%.

Количество новых выявленных случаев новообразований у жителей Свердловской области с 2015 года снижалось, а в 2018-м опять немного возросло.

К плановым показателям по смертности от онкологии Свердловская область не смогла приблизиться ни разу. В 2013 году еще премьер Денис Паслер утвердил программу развития здравоохранения до 2020 года. По этой программе к 2018 году смертность от новообразований, в том числе злокачественных, должна была составить 192,8 случая на 100 тысяч человек, а к 2020-му — 192 ровно. Но в реальности этот показатель в 2018 году составил 234,4.

В этом году принята новая программа по борьбе с онкологией до 2024 года, и в ней планы на будущее не такие оптимистичные, как были шесть лет назад. Снизить смертность от новообразований к концу 2024 года хотят только до 208,9 случая на 100 тысяч человек.

Больше всего уральцев, по данным из этой программы, в 2017 году умирали от рака трахеи, бронхов, легкого (18,2%), рака желудка (8,8%), рака ободочной кишки и молочной железы (7,9%), рака прямой кишки (6,3%).

Среди мужчин, скончавшихся от онкологии в 2017 году, 63,4% были в возрасте от 60 до 79 лет, 12,2% — в возрасте 80 лет и старше. Среди женщин 62,8% — в возрасте от 55 до 79 лет, 24,7% — старше 80 лет. У 63% из них была четвертая стадия рака, у 19,5% — третья, у 16,3% — вторая, у 0,7% — первая.

У заболевших мужчин на первом месте рак легких, на втором рак предстательной железы, на третьем — рак кожи. У женщин первое место занимает рак молочной железы, второе — рак кожи, третье — рак ободочной кишки.

Врач онкоцентра: «К нам поступают недообследованные пациенты»
Каждый, кто хоть раз бывал в свердловском онкоцентре, видел огромные очереди у кабинетов врачей. Одна из причин загруженности больницы, по мнению бывшего врача онкоцентра (он попросил не называть своего имени), — фактическое отсутствие в области первичного звена онкологической помощи.

— Выявить заболевание — задача первичного звена: районного онколога, терапевта, хирурга и т. д. Они должны назначить все исследования и направить пациента с результатами в онкоцентр, а мы — работать уже с материалом, который предоставили другие врачи. Но в действительности очень часто к нам поступают люди недообследованные, часто с одним-двумя анализами, из-за этого растет загруженность наших диагностических мощностей: УЗИ, МРТ и так далее. То есть мы выполняем ту работу, которую должно выполнять первичное звено, — говорит врач.

Причем часто пациенты поступают недообследованные не потому, что их не хотят обследовать, а потому, что в поликлиниках и фельдшерско-акушерских пунктах нет либо нужной аппаратуры, либо специалистов. Доктора не горят желанием идти туда работать за небольшие деньги:

— За много лет в первичном звене ничего не поменялось. Работать некому, на приеме за онколога чуть не фельдшер сидит, часто — хирург или уролог, совмещающий на четверть ставки. Если есть специалист, то он один, и его не застать — то на учебе, то в декрете. Идти туда за 30 тысяч доктора не хотят. В итоге пациенты могут по полгода мыкаться в ожидании нужного исследования, а потом идут делать их в частном центре.

По словам собеседника E1.RU, за последние годы среди его пациентов не становилось больше тех, кто пришел с более ранними стадиями заболевания. Зато была другая тенденция — с запущенными случаями чаще приезжали из области:

— Чем дальше от Екатеринбурга — тем больше. Людей не обследуют, а когда припрет, они идут на КТ (компьютерная томография. — Прим. ред.), думая, что это панацея, но часто по его результатам оказывается, что лечить уже нечего.

Еще одной причиной большого количества онкологии, выявленной на поздних стадиях, он назвал самих пациентов.

— Люди сами ставят себе диагнозы, и этому очень способствует реклама. Часто болит желудок — он пьет таблетки вместо того, чтобы пойти на ФГС. Появилась кровь в кале — конечно же, решает человек, это геморрой, и покупает свечи — так ведь по телевизору говорят. Синяк или шишка на груди — помажет мазью. Из-за самолечения многие упускают время, — говорит доктор.

Пациент: «На Соболева пришли в ужас: что вообще можно увидеть на снимке такого плохого качества?»
В истории екатеринбурженки Светланы (имя изменено) соединились оба фактора — сначала она сама закрывала глаза на болезнь, а потом медики пропустили опухоль. У женщины появилось уплотнение в груди, осенью она пришла в женскую консультацию, но оказалось, что маммолога там больше нет, а его функции возложены на гинеколога.

— Гинеколог — ребенок буквально, девушка из одной из бывших советских республик, прощупала грудь и сказала — нет, я ничего не вижу. Я спросила, а как же вот это уплотнение? Так бывает, ответила она, у вас всё согласно возрасту (на этот момент ей было 59 лет. — Прим. ред.).

Закрутившись с делами, а потом с праздниками, снова к врачу Светлана пошла только в марте. К тому времени она уже понимала, что с грудью что-то не так, уплотнение легко прощупывалось.

— В районной женской консультации мне сделали маммографию и УЗИ, и ни там, ни там ничего не увидели, — рассказала она. — В случае с маммографией, я считаю, дело в плохом оборудовании. Когда я позже этот снимок показала на Соболева (в областном онкоцентре. — Прим. ред.), они пришли в ужас и сказали: что вообще можно увидеть на снимке такого плохого качества? А УЗИ делала тоже молоденькая девочка из бывшей союзной республики. Она поворачивала ко мне экран: «Смотрите, ничего у вас нет!» Я спрашивала, зачем вы мне показываете, я же не специалист. «Давайте искать вместе», говорила она.

После этого Светлана обратилась в одну из городских больниц, где ей сделали биопсию опухоли и нашли атипичные клетки. Но последующие шесть трепанобиопсий молочной железы, сделанных без контроля УЗИ, ничего не выявили. Светлане сказали: «Идите и радуйтесь жизни».

— Но я не поверила этому, муж забрал мои документы и пошел на Соболева, а там сказали: «Немедленно к нам». И в первый же день поставили диагноз. Сделав маммографию, сразу же увидели эту опухоль, а потом подтвердили трепанобиопсией под контролем УЗИ.

На постановку верного диагноза ушло два с половиной месяца. В онкоцентре Светлане сделали операцию и химиотерапию.

— Когда я попала на Соболева, опухоль уже ушла в лимфатические узлы, это другой масштаб операции и лечения.

Если бы мы не потеряли время хотя бы с того момента, когда я обратилась к врачам в середине марта, возможно, еще бы не были задеты лимфатические узлы.
Светлана, пациент онкоцентра

Так же несколько месяцев в поисках диагноза провела Людмила (имя изменено). Она заметила, что ее начало бросать в жар, появилась усталость, которой раньше не было. Первым делом пошла к терапевту, потом к эндокринологу, к гинекологу. Все говорили, что с Людмилой все в порядке. Но симптомы не проходили.

— Гинеколог сказал, что это климакс. Симптомы действительно похожи, но дело в том, что у меня климакс прошел несколько лет назад. Это что, вторая волна? Она ответила — да, так может быть. Ну я же не доктор, я не могу опровергать. Пришлось в это поверить.

Поставить диагноз помог случай. На груди у женщины появился синяк, она намазала его мазью, синяк прошел, но все-таки Людмила решила сходить к маммологу. И он нашел в другой молочной железе опухоль. Позже на консультации врач сказал, что, судя по плотности образования, Людмила ходила с ним уже года два.

— А я в это время и УЗИ молочных желез делала, но никто ничего не находил, — говорит она. — Конечно, когда я шла со своими симптомами к терапевту, я не подозревала, что это онкология. Но на дополнительные исследования, на ту же маммографию, меня не направляли.

Общественник: «Система здравоохранения заточена на лечение запущенных случаев, они выгоднее»
По мнению руководителя общественной организации по защите прав пациентов «Здравоохранение» Максима Стародубцева, рост смертности от онкологии объясняется увеличением продолжительности жизни и уменьшением смертности от других заболеваний, например, инфекционных.

У медиков есть такая поговорка - "если бы люди не умирали от других болезней, то каждый доживал бы до собственного рака».
Максим Стародубцев

Гораздо важнее вопрос о том, почему слабо растет количество случаев выявления рака на первой и второй стадиях, когда он достаточно успешно поддается лечению. В 2009 году (данные из программы по борьбе с онкологией на 2019–24 годы) их было 49,6%, в 2013-м — 54,8%, в 2017-м — 55%. По прогнозу правительства, к 2024 году этот показатель должен составить только 58%.

— На определенном этапе у меня сложилось впечатление, что система здравоохранения вольно либо невольно оказывается заточена на лечение запущенных случаев, потому что они более дорогостоящие и система получает за них больше денег, — говорит Максим Стародубцев. — О чем в свое время был спор между уже бывшим руководителем Горздрава Александром Дорнбушем и областью? Город говорил: давайте мы вложим больше денег в раннюю диагностику онкологии. Но головным предприятием в структуре Минздрава в этом направлении является онкоцентр — как профильное учреждение. И ему ранняя диагностика, которая относится к поликлиническому звену, невыгодна. Ему выгоднее то, что в его ведении, а это лечение, консультативный прием. И победила, как мы видим, точка зрения Минздрава (Александр Дорнбуш был уволен с поста главы Горздрава, а на его место пришел Денис Демидов, который до сих пор возглавляет ведомство и сам является онкомаммологом. — Прим. ред.)
(Руководитель общественной организации по защите прав пациентов «Здравоохранение» Максим Стародубцев. Фото: Максим Стародубцев / Facebook.com)

По словам Стародубцева, областной Минздрав гораздо больше подчинен областной власти, чем федеральному министерству, которое формально вырабатывает стратегию и ставит задачи в сфере здравоохранения:

— А тут уже начинается и распределение денег, и внимание к больницам. И значительный вес в этой системе имеет главный врач. А поликлиники всегда в этом отношении находятся в достаточно запущенном состоянии.

Отметим, что в 2020 году на диагностику и лечение онкологии в медицинские учреждения Свердловской области ТФОМС направит рекордные 7,5 миллиарда рублей. Эта сумма растет колоссальными темпами: в 2017 было 2,6 миллиарда, в 2018-м — 2,9 миллиарда, в 2019-м — 5,6 миллиарда. И большая часть денег предназначена на покупку препаратов для химиотерапии, в том числе очень дорогих.

Но тем не менее задача раннего выявления рака для федерального Минздрава остается приоритетной. Для повышения онконастороженности докторам в поликлиниках с 2020-го хотят доплачивать. Как писала «Российская газета», за каждый случай впервые выявленного рака при профосмотре или диспансеризации медикам заплатят 1 тысячу рублей.

Максим Стародубцев это решение не поддерживает, по его мнению, дополнительные деньги предлагается давать за то, что врачи и так должны делать:

— На мой взгляд, абсурдно доплачивать за исполнение обязанностей. Раннее выявление онкологии — это епархия обычного участкового врача и хирурга, это вопрос добросовестного исполнения им обязанностей. Поэтому мы опять упираемся в слабость первичного поликлинического звена.

Квалификация врачей в регионе падает и продолжит падать, уверен Стародубцев, «потому что мы попали в порочный круг».

— Последствия его мы видим в забастовках, увольнениях, коллективных письмах. Люди просто, что называется, устали. Руководители здравоохранения, в первую очередь министерство, должны научиться разговаривать с врачами, мотивировать их на работу, объяснять, что будет происходить. Сейчас врачебное сообщество дезориентировано, люди находятся в состоянии фрустрации, у них ощущение брошенности. И если среди врачей есть это ощущение, то оно естественно перекладывается на больных, порождает в определенной степени безответственность — «гори оно все огнем». Поэтому вопрос психологии врачей должен быть одним из главных и ведущих, — считает Максим Стародубцев.

Мы направили запрос в Минздрав Свердловской области с просьбой прокомментировать мнения о невыгодности ранней диагностики для онкоцентра, а также с просьбой оценить уровень этой диагностики в первичном звене.

E1.RU продолжит рассказывать о том, что происходит в системе онкологической помощи в Свердловской области.

Увольнения врачей, о которых говорит Максим Стародубцев, произошли осенью — из онкоцентра ушли ведущие онкологи Ирина Булавина, Наталья Страхова и Владислав Петкау. Еще раньше, летом, больницу покинули несколько других известных и именитых докторов. В самом онкоцентре эту ситуацию назвали стандартной.

Ранее мы публиковали дневник нашей коллеги, юриста E1.RU Альбины Коробкиной. Из-за долгой и ошибочной диагностики она тоже упустила драгоценное время и проиграла болезни.

Источник: E1.RU