Писатель Алексей Иванов – о дискриминации жанров, новом романе и общих чертах Екатеринбурга и Манчестера

Мой новый роман появится в конце лета в формате аудио. Он описывает события 1945 года, когда советские войска взяли немецкий морской город Пиллау (ныне — Балтийск), и оттуда события проваливаются во времена Тевтонского ордена, а потом во времена Крестовых походов.

Я давно хотел написать роман в аудиоформате. Аудиороман отличается от обычного романа для чтения: раз он будет восприниматься на слух, он должен образностью языка напоминать поэзию.

Экспериментатор ли я? Думаю, да. Я меняю жанры и какие-то технические вещи. Но я не экспериментатор в чистом виде, потому что я пробую что-то новое не для культуры, я пробую что-то новое для себя.

В российской культуре процветает ситуация, которую Юлия Зайцева [продюсер Алексея Иванова] очень верно характеризовала как «жанровый шовинизм»: у нас есть жанры, которые относят к «высокой» категории, которые оценивают всерьез, а есть жанры низкой категории. Такого жесткого разделения в мире больше нигде нет. Во всем мире главный критерий оценки произведения — это качество текста. У нас же, если ты пишешь, например, детектив, то никаких тебе премий не будет и никто к тебе не будет относиться как к серьезному писателю.

При нормальном существовании в литературе сюжеты всегда дает низшая культура, а смыслы задает высокая культура. Если в одном произведении есть одновременно и сюжет, и смыслы, оно становится крутым. И это нормальная ситуация, но не в России. Я предпочитаю жить по нормальным законам, а не по российским, поэтому активно использую арсенал этих низких трешевых жанров.

Один из инструментов низких жанров — это мистика. В своих произведениях я ее использую, потому что это помогает раскрыть в произведениях, какой интересный ты человек.

Мне нравится работать в жанре нон-фикшн. Для писателя это всегда работа для собственного удовольствия, потому что этот жанр не приносит писателю таких заработков и выгод, как классический роман. Я могу себе позволить такое удовольствие, поэтому активно пишу в нон-фикшн.

Некоторые говорят, что «Иванов пишет романы под экранизацию». Смотрите, роман под экранизацию — это небольшое произведение, страниц на сто. В нем рассказывается, как молодая красивая девушка из провинции приехала в Москву, встретила там богатого, но не очень хорошего молодого человека. У них сначала все было хорошо, потом плохо, потом снова хорошо. Конец. Вот такие романы пишут для экранизации. Для того чтобы его снять, не нужно никаких особых затрат: актеры молодые недорого стоят, и усилий особо вкладывать не надо. Такие романы для экранизации идеальны.

То, что пишу я, для экранизации совершенно неидеально. Мои романы имеют сложную фактуру, поэтому их сложно перенести на экран. Почему же так часто мои произведения берут для фильмов? Потому что в них есть сюжет, есть идея, а это то, что нужно кинематографу.

Участие писателя в кинематографе может быть в двух ролях. Первая — это когда писатель выступает первоисточником. В этой ситуации автор просто продает права на экранизацию и дальше не имеет отношения к фильму. Я в основном выступаю именно в такой роли. Но есть другая сторона: это когда писатель становится автором сценария. Тогда ты уже соавтор произведения и несешь ответственность за финальную картину. В этой ситуации я тоже бывал, например когда снимали фильм «Царь».

Также я был автором сценария сериала «Тобол». Но когда я подавал «Тобол» на экранизацию, я был очень молодым начинающим писателем, который толком не разбирался в рынке, и у меня был не очень профессиональный агент. В итоге я в пух и прах разругался с режиссером: мне не понравилось, как он переработал мой роман, и я снял свое имя с титров. После этого фильма я очень осторожно становлюсь автором сценария фильма, и меня на это надо очень сильно уговаривать.

Мне нравится Урал тем, что это квинтэссенция индустриального города. В наше постиндустриальное время обращение к индустриализму — это обращение к базовым смыслам культурной и общественной жизни, которое проясняет суть происходящих сейчас процессов.

Я считаю, что сейчас тема индустриализма незаслуженно задвинута на задний план и незаслуженно считается некой архаикой. На Западе такого не происходит. В Манчестере я любовался, как индустриализм 18—19 веков вписан в 21 век, с какой это сделано техникой и философией.

Для меня Манчестер — это пример того, что нужно делать с Уралом. Так нужно осваивать и переосмыслять свое индустриальное наследие. С общемировой точки зрения на Урале самым главным и самым ценным является именно оно. Конечно, можно говорить о нашей замечательной природе, реках, скалах и горах, но все это есть и в Европе. А вот такое индустриальное наследие есть только у нас. Благодаря этому наследию мы можем быть значимы в мире. Но его здесь, к сожалению, не ценят и уничтожают. Урал пренебрегает самым ценным, что у него есть.