25 лет с начала Первой чеченской: мы должны об этом говорить

В декабре исполнилось 25 лет со дня начала Первой чеченской войны. Помимо постоянной экспозиции «Чеченская трагедия» в Музее Бориса Ельцина, Президентский центр подготовил выставку «На войне. Размышления о Первой чеченской» и конференцию «Как война в Чечне изменила российское общество» , собравшую политиков, правозащитников и журналистов – всех тех, кто непосредственно принимал политические решения и участвовал в разрешении конфликта.

В рамках конференции 7 декабря прошла заключительная встреча второго сезона образовательной программы «Правда, постправда, ложь. Отечественная история в киносвидетельствах», на которой продюсер Алексей Федорченко представил два фильма о Чеченской войне.

Документальная картина «Сука» режиссера Игоря Волошина, снята в 2001 году – фильм-притча о бесконечной войне, где неожиданно стирается грань между своими и чужими. И вдруг свои начинают убивать своих. И уже не имеет значения, кто прав, кто виноват: механизм запущен, и никто не способен это остановить. Особенно тяжело сознавать, что многих, кто смеется в кадре, шутит, рассказывает забавные истории из армейской жизни, уже нет в живых. Они погибли на следующий день в страшном нелепом бою, в котором свои стреляют в своих. И смех их вызывает душевную судорогу, потому что больше всего напоминает отчаянную попытку заглушить страх. Об этом говорили зрители после просмотра.

Второй фильм «Московские каникулы. Домашнее видео» повествует о чеченских школьниках, приехавших в ноябре 2001 года в Москву во время каникул. О том, как снимался фильм, рассказал его оператор Артём Анисимов. Он признался, что ему самому очень хотелось бы разыскать этих детей и понять, как сложились их судьбы, кем они стали. Остались ли такими же чистыми их души, осталась ли вера в то, что русские – это братья.

После просмотра фильмов состоялось обсуждение.

Александр Поляков

Алексей Федорченко отметил, что фильмы впервые показывались в паре и сегодня они воспринимаются иначе, чем сразу после выхода в 2002 году. Появились новые смыслы, новые акценты. Сформировалось отношение к чеченской войне как факту истории, которую, конечно, забывать нельзя.

Зрители говорили о том, что современное общество хоть и использует военную риторику, но категорически не хочет войны. И лозунги «Можем повторить!» или «На Берлин!» сегодня порицаются гражданским обществом. Все понимают, что на войне страдают не те, кто принимает политические решения, а новобранцы и мирное население, что и продемонстрировали оба фильма.

Алексей Федорченко рассказал, что исследовал историю отношений России и Кавказа, начиная с XIX века. Как раз сейчас он приступил к съемкам фильма «Большие змеи Улли-Кале». Пока съемки идут в павильоне, но в следующем году группа отправится в Чечню и Ингушетию. Оператор фильма о чеченских школьниках Артем Анисимов также участвует в этом проекте.

Анна Пастухова – руководитель уральской группы Международного правозащитного общества «Мемориал» – сказала, что очень тяжело, но абсолютно необходимо смотреть эти фильмы. Они как прививка обществу от войны. В ее жизни тоже был опыт общения с чеченскими детьми, приехавшими на каникулы в Россию. Они были очень взрослыми и благодарными за любое внимание к ним. «И, честно говоря, – призналась Анна – сердце разрывалось от жалости и всех их хотелось усыновить!» Она посоветовала зрителям посетить экспозицию «Чеченская трагедия» в Музее Бориса Ельцина, где представлены сочинения чеченских школьников, переданные правозащитницей Натальей Эстемировой, которая была похищена и расстреляна в Чечне.

– При всех типичных грамматических ошибках, – подчеркнула Анна, – они поражают правильностью русского языка. Ничего честнее этого о войне я не читала. Говорю это как учитель литературы и русского языка.

Лилия Немченко – куратор проекта «Правда, постправда, ложь», президент международного фестиваля-практикума киношкол «Кинопроба» посоветовала всем присутствующим в обязательном порядке посмотреть спектакль Театральной платформы «В Центре» «Война, которой не было» по чеченским дневникам Полины Жеребцовой. Они искренне и красноречиво словами подростка рассказывают о чеченской трагедии.

Алексей Федорченко обратил внимание на то, что отношение к таким свидетельствам меняется, чего нельзя допускать. И, например, Полина, которая вела эти дневники все восемь военных лет, была вынуждена уехать из России. Ее упрекали в том, что она оклеветала свою родину.

Эту историю хотят забыть не только в России, но и в Чечне. Официальная история очень отличается от реальной, у которой есть живые свидетели. Поэтому эти фильмы так важны.

Александр Мехоношин

Участники конференции посетили музей Бориса Ельцина. Кто-то не в первый раз. Александр Черкасов – председатель Совета правозащитного центра «Мемориал» – поделился своими впечатлениями о нем.

– Впечатление сильные. И от того, что там есть. И от того, чего там нет, – сказал Александр Черкасов. – Во-первых, это музей, в который хочется привести детей. Здесь есть вещи, которые не встретишь в других музеях. И они подаются в том виде, который детьми воспринимается. Говорю это как многодетный отец. Во-вторых, это всё для меня родное. В 90-е я был вдвое моложе и вдвое тоньше. Это всё помнится как вчера. И трудно беспристрастно воспринимать то, что тебя так близко касается.

– Совпало ли это с вашими ощущениями?

– Где-то совпало, а где-то совсем не совпало. Есть вещи, которые можно дополнить. Но есть лакуны, например, 93-й год, который аукнулся нам чеченской войной. Сама Чеченская война. Путь к ней. Это же нам не сверху упало. Это закономерный результат внутренней политики, ведущей к политической катастрофе, которая случилась у нас после смены тысячелетий. Но этот музей показывает возможность иной, нормальной России. Это получилось тогда. Значит, может жить и развиваться сегодня.

– Вы посетили экспозицию, рассказывающую о Первой чеченской войне.

– Мне показалось, что она сделана стыдливо. Она закрыта. Ну, да, были жертвы. Мы о них помним. Но если приглядеться, то это величайшее разрушение города после Второй мировой войны. Оно не возникло ниоткуда. И не само так получилось. Это ошибка, которая хуже преступления, и в ней надо разбираться. Значит, будем разбираться.

– Что вы называете уроками 90-х?

– Огромные возможности, которые были упущены. В самом начале 90-х были развилки, на которых мы действовали не так, как надо. А на других – всё делали правильно. И ведь получалось. 90-е –это то время, когда макроскопическое воздействие давало возможность что-то менять и просто спасать людей. Сейчас этого нет.

– Что вы хотели бы показать своим детям?

– Сложно выделить что-то одно. Начиная с этого вводного мультфильма, который сделан очень хорошо. Это хороший взгляд. И это нужно показывать в младшей и средней школе. Есть вещи, которые воспроизводят сильнейшее впечатление. Чего стоит тот телефон, который звонит в квартире 19 августа. Мне точно также позвонил один из друзей. Рано утром я взял свою записную книжку и всех разбудил, включая каких-то тогдашних депутатов. С этого началось для меня 19 августа 1991 года. Хотел бы показать им баррикады. Я их помню другими, но эти воспроизведены по фото. Я хотел бы показать многое из того, что рассказывает о том, как мы жили. Показать так, чтобы проскочила искра. Проблема наших детей в том, что для них прошлый век – это прошлый век. Там были цари, динозавры, и среди них жили их родители. Хочется показать, что там было нечто другое. Не было компьютеров, гаджетов, сотовых телефонов. Зато были непрекращающиеся похороны Брежнева, Андропова, Черненко. Время двигалось даже тогда, когда, казалось, что остановилось. Это нормально, время должно двигаться вперёд. Впрочем, именно тогда началось обратное движение маятника. И какие-то детали этого обратного движения уже есть в этой экспозиции.

Вячеслав Михайлов – заведующий кафедрой национальных и федеративных отношений РАНХиГС в 1995 году занимал пост министра по делам национальностей РФ. Провел в музее более двух часов. Для него вел экскурсию научный сотрудник экспозиционно-выставочного отдела Евгений Емельянов.

– Я потрясен не только и не столько формой, сколько уникальным содержанием. Хотя и форма блестящая. Честно говоря, даже не ожидал. Ошарашен и дизайном, и содержанием. Вся жизнь президента Ельцина представлена скупыми, но содержательными фактами. Все тени, которые и могли бы быть, блекнут, как только мы понимаем, что Ельцин – личность мирового масштаба. Это читается в каждой экспозиции. Вся история страны увязана с историей его личности. Тут можно писать докторскую диссертацию по истории. Я впечатлен и чувствую, что это ещё надо осмыслить. У меня был отличный экскурсовод. Молодой человек, который ответил на все мои вопросы. Удивительно, но будучи в непосредственной близости от президента, я о чём-то узнал здесь впервые. Например, как формировался характер. Особенно содержательными для меня оказались записки. Я увидел, как писал Борис Николаевич от руки. Поскольку я по образованию школьный учитель, то сразу чувствую характер ученика. Вижу, каким он был в ученические годы. Это почерк человека неординарного. Наклон букв раскрывает его сложный импульсивный характер – характер лидера. Это очень впечатляет, как и тщательно подобранные цитаты политиков и известных людей о нём, которые отражают разные периоды его деятельности. Я обратил внимание на то, какие ему дарили подарки. Это не просто подарки, это история тех людей, которые их делали. Каждый подарок отражает не только их отношение и характер, но и его характер тоже.

Что касается экспозиции, посвящённой Чечне, то это тяжёлая для меня тема. Помню все эти переговорные процессы и поиски мирных решений. Длительное время шли дискуссии о возможности встречи Ельцина с Дудаевым. Здесь показаны некоторые фрагменты подготовки. Я лично беседовал с Дудаевым. Он чувствовал, что ему не всё удастся доделать. Он практически согласился на встречу, но погиб. Я думаю, если бы эта встреча состоялась, может быть, последствия чеченского конфликта были бы разрешены значительно раньше.

Александр Поляков

Вячеслав Измайлов – военный обозреватель «Новой газеты». В 1992–1995 годы служил в военкомате города Жуковский. Потом был офицером 205-й отдельной мотострелковой бригады, военным корреспондентом, участвовал в освобождении военнопленных. Он приехал на конференцию со своими детьми. Они вместе с ним побывали в музее.

– Я давно не был в музеях, и на меня музей произвел большое впечатление. Пробежались по истории страны, начиная с Первой мировой войны и Революции до наших дней. И вот что интересно: пленум 1987 года, события 1991–1993 годов, Чеченская война, у Ельцина не только не было года, не было месяца и дня спокойной жизни. С начала и до конца его политической карьеры. Те, кто смотрят на всё это и думают, понимают, что выдержать всё это мог только очень сильный человек. Поэтому когда он сложил с себя полномочия в последний день 1999 года, я подумал, что это закономерно. Он не держался за власть.

Музей очень сильный. В экспозиции, посвящённой войне в Чечне, есть предметы, которые передал я. Мне нравится, что музей не даёт оценок. У нас любят оценивать задним числом. Я сам участник этих событий и до сих пор не могу дать оценку ни власти, ни позиции с российской или чеченской стороны.

Это трудное было время. И найти правильные решения было тоже трудно. Я не называл военных с той стороны боевиками и бандитами. Относился к ним как к бывшим офицерам Советской армии. Тогда с ними можно было разговаривать. Приходилось говорить насчёт заложников, находить понимание. Несколько раз обращался к Масхадову. Однажды передо мной выстроили двадцать человек, а забрать можно было только одного. Там были солдаты и офицеры. Я забрал вашего земляка из Свердловской области. Очень тяжело было выбирать и смотреть в глаза тем, кто остаётся. Его звали Серёжа Худяков. Он хромал, его гнали. Я понимал, что он не доживет до следующего раза. Взял его, а девятнадцать человек остались. Помочь всем было невозможно. Их матери писали мне письма. Когда мы только начинали, никто не верил в успех. Даже мой главный редактор из «Новой газеты» не верил. Однажды я встретился с Масхадовым. Была договоренность на обмен пятерых человек. Я привёз ему письма матерей. Он мне сказал: «Если я тебе их отдам, чеченские матери, чьи дети погибли, порвут меня!». Я видел в нём не боевика, а советского офицера, полковника артиллерии, а артиллерия отличается от пехоты, там важны математика и расчёт. Я ему сказал: «Аслан, ты знаешь тех, кто у нас был, мы их обменяли. Есть те, кто сидит не за войну, а за уголовные преступления, но я не прокурор и не решаю этих вопросов!». Он отдал мне троих.

Не было единства не только в российском обществе, не было единства в чеченском обществе, не было единства даже среди солдатских матерей. Это была чуждая нам ментальность. Многие считали, что они просто звери. Я с этим сталкивался не раз. Среди высших офицеров я встречал такое мнение. И был генерал Тихомиров, который говорил: «Я отменю любой свой приказ, если он препятствует освобождению заложников!». У них страшные судьбы. Я знаю матерей, которые искали своих сыновей по пять лет, и находили только останки в 124-й лаборатории в Ростове.

Выступления на конференции были содержательны. Все пронизаны чувством вины. Не спасли, не договорились, не уберегли. Крайними оказались эти дети и их матери, поэтому мы должны об этом говорить.